С 26 февраля в Московской школе кино стартует курс "Современное кино".

Курс позволяет проанализировать эстетические и индустриальные тенденции современного кино, даёт целостное представление о современной экранной культуре, важнейших кинематографиях разных континентов, особенностях и перспективах их развития. 

Эксклюзивно для ReelSource сценарист, редактор и киновед Всеволод Коршунов, куратор курса "Современное кино" (МШК), предоставил рецензию на только что прошедший в кинопрокате фильм Мартина Скорсезе "Молчание".

ЛОЖНОЕ БЕЗМОЛВИЕ

«Молчание» – название-обманка. Не про молчание этот фильм, а про его противоположность – способность слышать и диалог.

Действие нового фильма Мартина Скорсезе по роману Сюсаку Эндо происходит в XVII веке в Японии. Два португальских священника-иезуита Родригес (Эндрю Гарфилд) и Гарупе (Адам Драйвер) отправляются на поиски своего учителя Феррейры (Лиам Нисон), который, по слухам, отрекся от веры и обета безбрачия, принял буддизм и женился на японке. Найти учителя, выяснить, что с ним произошло и обелить его имя (слухам молодые священники, разумеется, не верят) – вот их задача. От поездки их отговаривают, ведь в Японии в это время в самом разгаре своя инквизиция, христианам приходится скрываться, священников и вовсе не осталось. «Вы – армия из двух человек», – с такими словами отец Валиньяно отпускает юношей в авантюрное путешествие. Их это нисколько не смущает, как и то, что они едут в далекую страну без языка и каких-либо ориентиров. 

Это было обычной практикой: португальцы приезжали в Японию, не удосужившись выучить даже десятка слов. Местные жители рассказывают героям, что предыдущий священник за все годы, проведенные в стране, с трудом выучил слово «здравствуйте» – потому что презирал всё японское, считал это диким, варварским. Чтобы общаться с ним, японским христианам пришлось выучить португальский. «Вы знаете наш язык?» – строго вопрошает Родригес. Почти все время с португальским священником разговаривают именно на его языке. На японском же он остается немым.

И это первое молчание, с которым мы сталкиваемся. Одна культура принесла евангельскую благую весть другой культуре, но ничего не сделала для того, чтобы найти с этой культурой общий язык. Скорсезе, по всей видимости, намеренно оставляет за скобками исторический контекст: политическую, экономическую, финансовую подоплеку миссионерства, контрреформацию в Европе, пошатнувшиеся позиции Ватикана, охоту на ведьм. Инквизиторы сталкиваются с другой инквизицией – однако этот поворот мало интересует режиссера. Само место действия не может не вызывать ассоциаций с реалиями эпохи Нового Голливуда, когда Скорсезе делал свои первые фильмы, – с Кореей и Вьетнамом, с антимилитаристским движением и критикой американского экспансионизма. И это тоже остается за скобками, ведь Скорсезе в этом фильме интересует не внешнее, а внутреннее.

Диалог цивилизаций невозможен еще и потому, что Родригес поглощен другим диалогом – с Богом. Но Бог не отвечает. И это второе молчание – безмолвие небес. Молодой священник задает простые вопросы, которые рано или поздно задает себе каждый: если Бог существует, то почему допускает страдания, почему не уничтожит зло, почему не подает признаков своего присутствия. Родригес постоянно соотносит себя с Христом: ему мерещится лик Христа вместо собственного отражения в воде, он обращается к Богу словами Христа «почему Ты меня оставил», воображает себя Иисусом в сцене «шествия на осляти», видит в японце-предателе Иуду, а в фигуре инквизитора Понтия Пилата. Но чего в этом больше – служения или гордыни, духовного подвига или смертного греха? Зачем на самом деле приехал Родригес в Японию – нести веру Христову или прославить себя? «Цена твоей славы – их страдания», – говорят ему, и слышать это Родригесу невыносимо. Ведь «они» – это не только японцы, но и его друг Гарупе.

Самый главный конфликт в фильме – внутренний. Это страшный выбор, который должен сделать Родригес: отречься от Христа и тем самым прекратить страдания христиан или держаться до последнего несмотря ни на что. И это третий диалог в фильме – с самим собой. И третье молчание – Родригес не знает ответа. Но кто знает?

Скорсезе разворачивает тему диалога на трех уровнях: с иной цивилизацией, с Богом, с самим собой. И выясняется, что диалог культур возможен, если сделать над собой усилие и не брезгливо отворачиваться от нового мира, но войти в него, стать его частью. (Интересно, что сам Скорсезе, будучи католиком, практикует восточную трансцендентальную медитацию).

Не молчит и Бог: нужно лишь научиться чувствовать незримое присутствие, незримую руку, а не ждать прямых ответов. Возможен и внутренний диалог, избавление от иллюзий и принятие реальности. Главный парадокс фильма состоит в том, что слабость и предательство, от которых отшатывался Родригес, оказываются иллюзией, ложной видимостью, а в действительности оборачиваются силой – возможно, с большой буквы. 

(с) Всеволод Коршунов, февраль 2017