Награды за лучшую операторскую работу удостоился Леван Капанадзе («Елки», «В спорте только девушки», «Подсадной», «Обратная сторона луны»), который так искусно и тонко визуализировал идею фильма, где все молчат, словно в подводном мире. Мы встретились с мастером и поговорили о настоящих испытаниях в работе: паранойе из-за отсутствия времени, съемках в морге и тубдиспансере, частых разочарованиях и кино, которому есть куда расти.

во время интервью, июнь 2014

RS: Леван, в первую очередь позволь поздравить тебя с такой значимой победой! Узнав, что фильм будет без слов, ты осознал, что на тебя ложится огромная ответственность сделать идею понятной через визуальный ряд? Что ты вообще подумал на этот счет?

Леван: Услышать от Саши приглашение прийти на немое кино было достаточно неожиданно. Я не был вовлечен в предварительную подготовку, которая длилась очень долго. Сначала это должно было быть совсем другое полотно - эпическое, высокобюджетное, про испытание атомного взрыва с учеными, лабораториями и так далее. В результате получилось такое кино, которое вы видите. Если не видели, то может еще и не понравится (смеется). По «Кинотавру» ходил такой слух, что посмотреть этот фильм — целое испытание. Нужно пуститься в тот мир, который Саша создал на экране, и принять условия игры. Что касается ответственности, то я являюсь лишь продолжением замысла, вся идея Саши. Он даже мыслит кадрами — все конкретно и четко, задачи более чем ясны. Я совсем не ожидал, что у фильма будет такой успех.

Мы играли в визуальные приключения

Леван Капанадзе

Изначально фильм не планировался быть представленным на «Кинотавре»?

На «Кинотавре» нет. Он просто создавался. Но какое-то фестивальное будущее все же предполагалось.

То есть не было такого — «сделаем фильм для фестиваля»?

«Давайте создадим фильм, как я хочу» — скорее такая формулировка. Саше дали возможность реализовать его собственное видение. А мне удалось так искусно помочь ему материализовать идею. Кино – искусство эфемерное, но если мы поймали и запечатлели образ - то это прекрасно.

Во многих СМИ говорили, что твоя победа была достаточно предсказуемой. Ты сам насколько был уверен в том, что твоя работа станет лучшей?

Я никак не ожидал, конечно же. Мне, безусловно, очень приятно, что я получил приз за лучшую операторскую работу, но вдвойне приятно, что фильм взял гран-при. Потому что я не люблю, когда говорят «кино – так себе, а операторская работа очень красивая». А когда картина взяла гран-при, это значит, что не просто я — хороший оператор, а значит, что я являюсь частичкой общепризнанного кино. Это ценнее.

Как вообще к наградам относишься – это результат работы или приятное дополнение к ней?

До этого я вообще не получал наград.

И не стремился?

Ну, так, чтобы «вот сейчас сниму кино для награды», нет. Но фильмы, которые я снимал, всегда что-то получали. Это уже третий проект с Сашей Коттом как «лучший проект года». До этого был сериал — «лучший проект года». Еще раньше был фильм «Подсадной» как «лучший проект года» на ТЭФИ. Слава Богу, так складывается, что я участвую в таких проектах. Например, «Обратная сторона луны» — первый сериал, который мне не стыдно было подарить своим друзьям.

Поговорим о других твоих работах. Даже если люди говорят о провальном сценарии в этих фильмах, то непременно хвалят операторскую работу. Сочные яркие пейзажи, все очень оптимистично и жизнеутверждающе. После них жить, что ли, хочется. Как у тебя это получается?

Наверное, потому что я люблю жить и люблю жить глазами.

А как ты относишься к фильмам с гнетущими, отталкивающими планами, от которых остается чувство безысходности? Например, сразу в голову приходит «Лиля навсегда», «Гарпастум», многие фильмы Балабанова…

Тяжелые фильмы? Прекрасно. Создать леденящую душу картинку, удручающую, давящую, после которой не захочется жить - не составляет особого труда. Таких грустных историй у меня пока не было. Должен был случиться один проект, но не получилось. Так уж, видимо, у меня по жизни складывается, что мне предлагают комедии.

Либо такое кино как «Испытание»?

Да. Здесь мне было все очень близко, потому что происходило на уровне чувств. Слов не предполагалось, но мы не хотели совсем уходить в сюрр, мы скорее играли в визуальные приключения. Благодаря Саше появилась так называемая «третья форма». То есть не просто портрет девочки - ты начинаешь искать, где в этой игре мышц глаз скрываются ее ощущения на тот или иной счет. И это очень тонко и приятно.

"Я люблю жить и люблю жить глазами."

Бывали сценарии из того, что ты снимал, которые откровенно тебе не импонировали?

Прямо так, чтобы совсем не нравилось, никогда не было. Те сценарии, которые не «шли» даже на уровне чтения, отпадали сами. Был проект, который не случился, потому что мой взгляд не сошелся с создателями. После того, как меня аккуратно «слили», я даже сам почувствовал облегчение. Вообще-то мне везет на истории, в которых можно что-то поискать. Другое дело, что есть нереализованные мечты. Идешь на проект с одним видением, а производство оказывается не совсем таким, каким ты его себе представлял. Когда понимаешь, что кроме тебя здесь никому ничего не надо. Люди живут другими идеями от и до. Что бы ты себе не придумывал, все идет от головы. И даже не от режиссерской. А от головы тех людей, которые задумывают проект. Каким он будет — пережить его от бюджета к бюджету или сделать так, чтобы потом не стыдно было его показать, или вообще это проходная история, которую надо быстро снять и забыть – от тебя не зависит. Начинаешь досадовать — то, что было под силу, не доделали. Чуть-чуть здравого смысла и правильной организации и все бы случилось — но нет.

То есть присутствуют некие разочарования?

И они довольно часто происходят, к сожалению.

Но «Испытание» не тот случай?

Я получал истинное удовольствие от самой атмосферы, но материализовалось ли все так, как хотелось — нет. Во многих вещах что-то могли бы сделать лучше.

Ты допускаешь такое понятие как «фирменный почерк»? Оператор Михаил Кричман в одном интервью сказал, что не любит, когда говорят об «операторском стиле»…

Я совершенно согласен с Михаилом Кричманом. В тот или иной проект я привношу абсолютно разные стили. Здесь я делаю так, там — совершенно по-другому. Если вы посмотрите все мои работы, то станет очевидно, что они разные. Рекламные ролики — один стиль, «Испытание» - второй стиль, «Обратная сторона луны» - совершенно иной. Есть некая общая тенденция, и со стороны, наверное, она просматривается значительно сильнее. Лучше сказать не «стиль», а «черты характера».

И какие у тебя «черты характера»?

Ну не знаю (смеется), это со стороны нужно судить. Есть совокупность факторов, по которой люди знают, чего от меня ждать на площадке. А все остальное — это работа над собой.

Какие сцены для тебя снимать очень сложно чисто психологически?

Раньше я не задумываясь снимал сцены драк, насилия или все, что связано с трупами. Сейчас как-то начинаешь задумываться. Терпеть не могу съемки в морге. Находясь там, понимаешь, насколько атрофируются твои чувства. Есть задача — снять, и ради этой задачи ты закрываешь глаза на многие вещи. Иногда в процессе работы забываешь, что к этой стене лучше не прикасаться, так как мы снимаем в туберкулезном диспансере. Ты начинаешь забывать не только о комфорте, а попросту об аккуратности. Еще есть момент - прочтение сценария, где может быть написано «рука запускается в кишки» и прочее. Читая это, уже надо представлять, как это все снимать. Не только визуально, но даже тактильно. Мне интересно попытаться передать запахи визуальным рядом. Я пока не знаю, как зрительно подчеркнуть запах испорченной рыбы — передать элемент дискомфорта от него. Или запах въевшейся гари после пожара в квартире. Я пока не знаю, на уровне чего это передавать — так что кино есть куда расти. А все эти 5D, 6D — это уже не кино, а аттракцион какой-то.

Один голливудский кинооператор сказал, что операторы и художники в каком-то смысле из одного теста. Почетным членом Американской академии кинооператоров он бы сделал Моне. А тебя вдохновляют какие-либо великие художники?

Я, может быть, согласился бы с этим, если хоть как-то мог рисовать. Это дар гораздо больший, чем быть оператором. Быть оператором – это уметь созерцать, и то, что увидел — передавать, благодаря чуду техники. Оператору, конечно, очень приятно воздвигнуть себя в ряд художников. Но я бы сказал, что это слишком уж громко. Художник — субстанция более высокого качества. А если говорить о том, кто меня воодушевляет, то это однозначно Врубель, Сальвадор Дали. Но ажиотажа вокруг Моне я никогда не понимал.

С кем из западных режиссеров хотел бы поработать?

Я бы с удовольствием поработал с Джармушем, с Гондри, с Терри Гильямом. Их сюрреалистичные миры меня трогают. Джармушевский мир, монотонный и статичный, тоже мне близок. Там, где меньше экшена, но больше повествования. Хотя и экшн тоже хорош — я бы с удовольствием поработал с ребятами из «Матрицы». Либо документальное повествование, либо некий «метафизический» экшн.

А что для тебя в работе настоящее испытание?

Самое главное мое испытание — это время.

Его недостаточно?

Категорически! Это вообще моя паранойя. Ты всегда существуешь в жесточайших временных рамках, в которые тебе нужно вписываться. У меня иногда даже в мыслях нет, что можно потратить больше времени на что либо – я так привык думать. Но «Испытание» было тем проектом, в котором все доводилось до конца, несмотря на время.

Последний вопрос. Если бы суть нашего с вами разговора можно было передать только визуальным рядом, каким бы он был?

Интересно (смеется). Ну, сначала это был бы кадр на двоих. Мы смотрим друг на друга, я попиваю кофе, куча странных тарелок вокруг меня, ваш элемент «всматривания» - то есть взгляд. Второй план — это какие-то детали: хумус, глоток кофе. Потом были бы два-три кадра нас в анфас и в профиль, например. И так далее.