Максим Осадчий, оператор. Интервью.

December 8, 2014


 

Фильмография оператора-постановщика Максима Осадчего говорит сама за себя: от блокбастеров «9 рота» и «Обитаемый остров» до авторского «Кококо» и «Вдох-выдох», а также, до сих пор обсуждаемый критиками «Сталинград» - первый российский фильм, полностью снятый в 3D. Картины, которые критикуют ровно столько же, сколько составляют их сборы в кинотеатрах. Крепкий творческий союз с Федором Бондарчуком, разница между блокбастером и авторским кино, чем хорош и чем плох 3D -  обо всем этом поведал нам Максим. 

 


 

 

 

Так сложилось, что Вы сняли два военных фильма, сами были в армии?

Да, я служил в армии два года. Получилось так, что я поступил в институт, в котором в то время военной кафедры не было, и нельзя было сначала доучиться, а потом уже идти в армию. В итоге после первого курса, когда мне исполнилось 18, я сразу пошел в армию на два года. После чего я восстановился и продолжил обучение.

 

Это как-то повлияло на Вашу работу над фильмами? Может быть, смотрели на все это глазами солдата?

Конечно, это априори разные вещи, когда человек либо служил, либо не служил в армии. Дело в том, что, когда я служил, это был 1984 год - шла война в Афганистане. Откровенно говоря, я должен был попасть в Афганистан. Мама каким-то образом помогла не пойти туда. У нас в части даже была афганская рота, которую готовили к войне. Ведь служба в армии тоже бывает разная. Можно, скажем, служить в спокойном режиме, а можно реально воевать. Я в этом случае был ближе к пониманию того, что такое эта самая разница. Вообще, когда человек проходит службу в армии, есть очень много вещей, которые ты делаешь через «не хочу» или «не могу». Конечно, снимая эти фильмы, у меня было более ясное понимание темы.  

 

 

Недавно на экраны вышла военная драма о Второй мировой «Ярость», снятая нашим соотечественником Романом Васьяновым, смотрели?

Да, уже посмотрел. Понравилось, Роман большой молодец!

 

Можно ли вообще сравнивать подходы в операторской работе голливудского кино о войне и нашего кино о войне?

Если сравнивать со «Сталинградом» - то это совершенно два разных жанра. Во-первых, их можно разделить по принципу 3D – не 3D. «Ярость» снята не в 3D. Если бы она делалась в 3D, Васьянов ее все равно бы снял несколько иначе. Просто 3D обязывает к каким-то определенным вещам – к определенной манере съемки, и есть кое-какие ограничения. Сняв картину в реальном 3D, я четко понимаю, с чем бы он столкнулся. Возможно, фильм «Ярость» еще можно как-то сравнить с «9 ротой», потому что картина тоже снята в 2D.

 

Кстати, Роман в своем интервью «Снобу» обмолвился, что каждый киношник мечтает снять кино о войне. Вы мечтали?

Честно признаюсь, мечты не было. Но, безусловно, это интересный опыт, и это особая история.

 

Вы сами, я читала, тоже работали в Америке. Вы тогда сильно чувствовали некую отсталость в производстве у нас?

Дело в том, что я не снимал там больших проектов. Я жил в Нью-Йорке и снимал рекламу и музыкальное видео. Тогда, безусловно, разницу какую-то я чувствовал, но не настолько сильную. Потому что в России уже кое-что происходило, появилась какая-то техника, и мы на ней уже работали. Если сравнивать с большими бюджетами, то разница, конечно, огромная. Ведь там совершенно другой уровень индустрии в целом. Это не только техника – это все вместе. Цеха, которые обеспечивают технические процессы, их очень много, и они хорошо функционируют. У нас их пока немного, но, что хорошо, уже появляются. Например, студия «Главкино», соответствующая мировому уровню.

 

Почему, кстати, вообще возникла идея сделать «Сталинград» в 3D?

Это была идея Бондарчука, так как в то время, когда задумывалась картина, с оглушительным успехом прошел «Аватар» - совершенно новое явление в кинематографе, снятое в real-3D. И это действительно был не фильм, а некий трип – целое событие в мире кино! На этом фоне созрела идея сделать военную драму в 3D-формате, что в то же время ни в коей мере не является ни аттракционом,  ни развлекательным кино. Но по результату можно видеть, что «Сталинград» прошел хорошо. Например, буквально вчера в Польше состоялся фестиваль «Image», где собираются операторы со всего мира – довольно значимая профессиональная тусовка. Там показали  «Сталинград», и  аудитория приняла фильм очень хорошо и долго аплодировала. На этом фестивале оценивают исключительно операторскую работу. Речь там идет только об изображении. Такая вот хорошая новость пришла вчера.

 

 

Как простым языком среднему зрителю объяснить, чем различаются технология съемки фильма, снятого в 3D и фильма, снятого в 2D?

Картина, производящаяся в формате real-3D, это реальное 3D, которое мы используем на площадке. 2D снимается обычными камерами, а real-3D снимается системами (ригами), в которые вставляются одновременно две камеры. Эти системы могут быть разными по своей конструкции, но преследуют одну и ту же цель – получить реальное 3D изображение непосредственно на площадке. Это изображение контролируется во время съемки всеми службами - режиссером, оператором, CG-супервайзером и стереографом - они в свою очередь используют для этого стереоочки. В подходе к кадру существует много общего с обычной съемкой, но в 3D есть определенные особенности и ограничения. Примерно это можно обрисовать так.

 

Почему существует повальное увлечение этим форматом? Меня, например, при просмотре 3D укачивает...

Я так понимаю, что многим это нравится как некий аттракцион - тебе показывают объемное изображение в трехмере. Приносит ли это вред? В целом, нет, но у некоторых людей все же случаются приступы головной боли или бывает некий дискомфорт. Особенность просмотра именно в 3D в том, что наш зрительный аппарат помещают в искусственные условия видения изображения в объеме. Об этом очень хорошо может рассказать Дима Широков (супервайзер компьютерной графики на «Сталинграде – прм.ред.) – он может вам простым языком все объяснить про 3D (смеется). И эти условия должны быть идеальны. Чем меньше в изображении ошибок относительно стерео, тем комфортнее будет смотреть. К каждому кадру, который человек видит на экране, мозг должен создать стереопару. Там ведь несколько слоев, они должны быть идеально выверены и сведены. Если там есть перекосы, ошибки и так далее, у зрителя происходит дискомфорт. Мы же не знаем всего этого заранее. Мы приходим в зал, надеваем очки и смотрим. А как люди все это свели, и какие у них были с этим проблемы, мы не знаем.

 

Насколько сильно у нас отличается производство 10 лет назад и сегодня? Скажем, «9 рота» (2005) и «Сталинград» (2013) - насколько большая между ними техническая пропасть?

Начнем с того, что с того времени произошел переход на цифру. За 10 лет произошел значительный скачок. Во-первых, «9 рота» снималась на аппаратуре, весь пакет которой был привезен из Германии. Это был очень сильный комплект, который мы лично ездили выбирать. В России тогда такого выбора не было. Появились, например, камеры Alexa и Red,  телескопические краны. Гидроскопические «головы» для съемки с вертолета были усовершенствованы. «Сталинград» мы снимали не на камеры, а на риги, так называемые «стереориги» - это когда две камеры устанавливают одновременно, если говорить упрощенно. Их предоставила нам компания, которая поставляла эту же аппаратуру для «Хоббита», для «Человека-паука» последнего. То есть риги нам привезли буквально с «Человека-паука».

 

 

В одном из интервью Вы сказали, что сегодня все эти громоздкие конструкции типа “риг” (которые вы использовали в «Сталинграде») выглядят как раньше сотовые телефоны с длинной антенной, а через несколько лет они будут выглядеть как гаджеты сегодня, которые заключают в себе все функции. Каким Вы видите производство лет через 15?

Знаете, я думаю 15 лет – это маловато. Хотя скачок довольно сильный произошел недавно – RED выпустил RED Epic, который по размеру меньше в два раза. Это позволило камеру установить в стереориг, например. Хотя, может быть, и за 15 лет что-то произойдет. Мне сложно прогнозировать, я по большому счету не технарь. Я технику знаю настолько, насколько мне нужно понимание того, какова она в удобстве. Детально я не погружаюсь в эти истории и считаю, что это лишнее. Потому что меня больше интересует художественное пространство, с которым я работаю. И это сложнее сделать, на это надо потратить больше времени, чем на техническую сторону. Тех. сторона должна поддерживать эту художественную часть. Поэтому мне сложно говорить и прогнозировать.

 

У вас с Федором Бондарчуком хороший коммерческий союз или больше творческий?

Я думаю, что больше творческий, конечно. Коммерческий момент прилагается, потому что Федор стремится снимать зрелищное кино. Стремится снимать картину, у которой будет какая-то жизнь в прокате. Поэтому отсюда и проистекает коммерческий момент наших проектов. Например, когда мы снимали «9 роту», никаких разговоров о том, сколько это картина заработает, вообще не было. Сначала бюджет был одним, а потом в процессе стал другим, потому что продюсеры стали понимать, что картина получается. Бюджет, таким образом, увеличили.

А в основном наш союз – это творческий момент. Что нас вообще сближает? Нас сближает некий перфекционизм в работе. Я занимаюсь кадром, он занимается мизансценой, актерами. Плюс мое видение совпадает с его видением. У нас довольно длинный творческий союз, потому что мы работаем по такому принципу – он ставит какую-то задачу, которую я выполняю. Я формирую кадр в зависимости от того, как мы его обсудили ранее, предлагаю и добавляю свое. И то, что он видит в итоге, обычно ему нравится. И очень редко бывает, когда не совпадают наши точки зрения.

 

 

Картины Федора очень часто критикуют за то, что они имеют явную коммерческую цель, как Вы к этому относитесь?

Здесь нужно понять одно, что Федора интересует зрительское кино, вот и все. То же самое можно сказать про Стивена Спилберга или Джорджа Лукаса. Если почитать их интервью на эту тему, то Джордж Лукас рассказывает, что, в очередной раз, снимая Харрисона Форда в роли Индианы Джонса-4, он ждет огромного количества критики, которое должно на него обрушиться с теми же претензиями - мол, это не искусство. Но он говорит, что и не претендует. Ведь есть разное кино – есть фестивальное, есть зрительское, и оно должно быть разным! Всегда был мейнстрим, а был аванград – ничего не меняется. Просто-напросто Бондарчук идет по своему пути.

 

 

Вы сами что любите смотреть?

Я считаю, что кино должно быть разным и это правильно. Просто хочется, чтобы хорошего кино было больше – и в зрительском, и в артхаусе. Плохих фильмов-то гораздо больше сейчас. Но это другой разговор. Я могу посмотреть и развлекательную историю, я люблю хорошее фэнтези. Из последнего, что я смотрел, мне понравились «Грань будущего», «Меланхолия» и «Исчезнувшие». Могу посмотреть сложное, тяжелое кино, которое обычное большинство и смотреть-то не будет. Тарковский сказал в свое время: «А с чего вы решили, что на кино нужно приходить отдыхать и развлекаться?» У него вообще каждая картина – высказывание по большому счету.  Картины трудные, особенно для тех людей, которые не хотят ни о чем думать. А отдохнуть можно прийти на «Аватар».

 

Я знаю, Вы не так давно провели мастер-класс «Блокбастер vs некоммерческое кино». Вы почувствовали, что уже готовы поделиться опытом с начинающими специалистами?

У меня буквально вчера был еще один мастер-класс. Меня приглашают в качестве лектора, но у меня, конечно, нет времени заниматься этим основательно. К этому нужно серьезно относиться, составлять программу, план, вести эту деятельность. Какие-то небольшие мастер-классы – да.

 

То есть это не совсем разовый опыт?

Не совсем разовый. Я вел мастер-класс во ВГИКе, где была тема «Сталинград в 3D». Абсолютно узконаправленная тема. И мы с Димой Широковым  три часа говорили. Он подготовил визуальную информацию, и мы вдвоем его, по-моему, очень здорово провели. А обычно каких-то конкретных тем нет – это просто беседа в свободной форме «вопрос-ответ». В то же время, на том мастер-классе, который Вы упомянули,  мы говорили о том, какие бывают границы между коммерческим и некоммерческим кино, и как  в России в принципе с этим работать.

 

Что Вам самому больше импонирует блокбастер или некоммерческое кино в работе?

Мне импонирует, прежде всего, понимание, что это будет хорошее кино. Безусловно, с большими мощными формами работать всегда интереснее – там большие возможности. В малой форме есть другая сторона, в которой можно себя проявить - сделать изящную миниатюру, например. Это требует сильных внутренних затрат. Хорошо написанных сценариев мало, поэтому заботит в первую очередь это.

 

 

Какой из Ваших фильмов  можете причислить к разряду экспериментов, не совсем обычных, не присущих Вам работ?

Могу сказать одно (то, что я понял для себя недавно) - все картины, которые я делал, очень разные. При этом у меня есть свои пристрастия и какой-то почерк, который наверняка виден со стороны. Я стараюсь сохранять свои пристрастия, но в работе с разными режиссерами всегда приходится делать что-то по-другому. Поэтому все мои работы довольно сильно отличаются друг от друга. Моя старшая сестра, являющаяся режиссером, смотря мои картины, сказала мне однажды – «ты очень разный», и, мол, «как у тебя так получается, ведь это здорово». Наверное, это действительно здорово.

 

Наверняка Вам, как большому специалисту известны все трюки в кинопроизводстве. Осталось ли у Вас трепетное отношение к каким-то новым открытиям? Или для Вас все довольно обыденно уже?

Ну, конечно, чтобы совсем обыденно – нет. Я вообще человек, который в состоянии восторга находится крайне редко. По жизни и по работе. У меня иногда такое ощущение, что где-то я уже все это видел. Конечно, какие-то вещи меня удивляют и трогают по своему, но в основном я воспринимаю это довольно конструктивно. У меня несколько скрытный темперамент. Атомный реактор-то есть, просто он закрыт. Но процессы идут, и горит хорошо. Иначе бы не было этого всего. Конечно, нужно не застаиваться, а впитывать в себя авангард во всех отношениях – технических, стилистических и во всем, что происходит в кинематографе в целом.   

 

Будучи оператором, Вы чувствуете себя творцом?

Не задавал себе такого вопроса. Но эти вещи, если со стороны на них посмотреть, говорят сами за себя. Если ты делаешь какой-то проект - когда появляется нечто, чего, допустим, позавчера просто не было, когда это происходит с твоим довольно серьезным участием, наверное, это должно звучать так. Например, три месяца назад картины «Сталинград» (или любой другой) не было, а потом вдруг она появляется. Ты понимаешь, что она выросла из ниоткуда. Из труда многочисленных людей. Наверное, если спросить себя «творец ли ты?», то, наверное, да. И этим можно гордиться. Не у каждого человека есть такая возможность - прийти к с нуля к тому, что кого-то тронет, заденет за живое что ли...

 

 

По версии Максима Осадчего, какие три вещи человек должен сделать в жизни?

Знаете, не отвечу я на этот вопрос целиком. В любом случае нужно вырастить хотя бы одного ребенка. Если получится больше – будет хорошо. Человека, подобного себе. Чтобы он впитал самое лучшее, что есть в вас, а самое худшее не перенял. Это вещь, которую я понял с годами. У меня один сын, который как раз сейчас формируется как человек, как творческая личность. Удивительно, что в нем есть очень хорошие качества, которые я даже не знаю откуда взялись. А в остальном я не отвечу, потому что каждый уже сам для себя расценивает, что ему нужно еще. А дети - самое главное, потому что в этом наше бессмертие.

 


 

декабрь, 2014 

(фотографии любезно предоставлены Максимом Осадчим).